В ожидании Красной Армии - Страница 10

Железный бочонок "для медицинских отходов" прятался за голыми кустами. Дух лизола сонно шевелился на дне. Я перевернул ведро. Дух всколыхнулся, потянулся вверх, пытаясь зацепиться за край, но не удержался, сорвался. Я сыпанул хлорки для компании, веселее вдвоем будет.

Крышка громыхнула, закрывая бочонок. Не скоро заполнится такими темпами. Зимой. Или весной. Возьму у совхоза поганую телегу, покидаю вилами "медицинские отходы", свезу на свалку, в Вороний овражек. С праздником первой бочки, дорогие товарищи! Ура!

Робкий кашель за порогом прогнал праздные думы. Я поспешил открыть дверь. Больной, второй за день! Пациент определенно шел косяком.

* * *

Черная тарелка репродуктора орала изо всех сил, хрипя и надсаживаясь. Юлиан вопрошающе посмотрел на дежурного. Тот отрицательно покачал головой.

Будем ждать.

Музыка - все больше медь и барабаны, а если пели, то бодро, празднично, парадно. Под такие песни маршировать на плацу сподручно, или канавы копать на субботнике.

Лейтенант обернулся скоро.

- Идем, Мартынов.

Полуторка тарахтела, распуская чад. Холостой ход . Холостой год. Бывает.

Лейтенант проверил пломбы на ящиках.

- В кузов.

Ящики тяжелые, запросто не взять.

- Три, четыре! - вдвоем с Ленчиком рывком вскинули груз, а в кузове его подхватили, принимая, Иваны, уральский и рязанский. Другой ящик полегче, но тоже не для слабосильных.

Следом за ящиками забрался в кузов и он. Иваны перенесли груз в будку, большую, в полкузова, поставили на мат, чтобы не растрясло. Ленчик снизу подавал винтовки - Иванам, ему, свою, потом и сам залез, качнув грузовик.

Иваны остались в будке, а он с Ленчиком устроились на скамейке у борта, сдвинул лопатки по ремню. Мешают сидеть.

- За воздухом следите, - напомнил лейтенант, и, не дожидаясь уставного ответа, пошел к кабине.

- Ну, как, не выступил еще товарищ Сталин? - Ленчик спрашивал, наверное, в десятый раз. Первогодок, резвости много.

- Нет, - ответил Юлиан коротко.

- А почему, как думаете? - не унимался Ленчик, а Иваны из будки следили внимательно, зорко. - Когда выступит?

- Когда время придет.

Машина тронула, но, проехав всего ничего, остановилась у ворот. Проверка.

- Повезло вам, - Ленчик счастливо улыбался.

- Повезло?

- Ага. Вам же дебилизация шла.

- Демобилизация.

- Я и говорю, дебилизация. Чуть-чуть, и не застали бы войну. Обидно, небось, было б. А так - повезло.

- Я везучий, - согласился Юлиан. - И с финской повезти успело, и с этой теперь.

- Товарищ сержант, вы как понимаете, возьмем Берлин к Октябрьской? - это из будки Иван уральский. И, как всегда, заспорил Иван рязанский:

- Что к октябрьской, раньше. к жатве управимся. Интересно, какое лето у них в Германии?

- Я не к тебе обращаюсь, деревня. Так как, товарищ сержант?

- Когда надо будет, тогда и возьмем. Прекратить разговорчики.

Ворота раскрылись, и полуторка поехала дальше. Будка прикрывала от ветра, но все равно дышалось трудно, легкие раздувало встречным потоком воздуха, приходилось отворачиваться, чтобы вдохнуть.

- Здорово! - костяшки кистей у Ленчика побелели, он крепче вцепился в борт, но каждый ухаб добавлял восторга.

- Пилотку сними, сдует, - посоветовал Иван. Ленчику езда - аттракцион, как и Иванам. Качели с каруселями вместе. Да и сам Юлиан любил такую езду летом, в жару нестись над землей быстрее любого коня, успевай смахивать слезы и смотреть, смотреть, как новое летит навстречу.

Из-за будки обзор был скверным, что впереди - не видать, а позади, за машиной, медленно падал пыльный след. Дождя давно не было. К вечеру соберется. Парит. В движении приятно, а на кухне в наряде?

Юлиан легко отогнал пустые думы. В небо смотреть надо. Воздух.

Но воздух был чистым, свободным. Ни соколов стальных, ни стервятников. Только ласточки, маленькие, живые, порой подлетали к машине, вровень с бортом, протяни руку, твоя, висели неподвижно, а потом, наскучась, уходили в сторону.

Низко стригут. К дождю.

* * *

Рассадят стекло недужные.

Я отложил книгу.

- Иду, - крикнул громко. Стук в окно прекратился. Я посмотрел. Цело окошко, и на том спасибо.

Теперь затряслась дверь.

- Иду, - повторил я.

На пороге эксперт по грибам, Филипп.

- Декабрь настал?

- Нет, я не за тем, - мальчишку колотило.

- Холодно?

- Изнутри. Ерунда. Вадим Валентинович не вернулся!

- Непорядок, согласен. А откуда он не вернулся?

- Не знаю. Но он велел, если к ночи не придет, к вам идти.

Лестно. Но непонятно.

- Ты пришел. Садись, пей чай.

- Не хочу, - отмахнулся Филипп. - я вам рассказать должен.

- Рассказывай, - я шуровал кочергой в топке, стараясь подольше побыть в неведении.

- Я не хочу жить в интернате. И другие тоже. А нам автобус не дают.

- Не понял, - признался я.

- Где вам. Вы в школу для дураков не ходите.

- Нет, - а про себя подумал: как знать.

- После четвертого класса - второй раз на комиссию. Или в интернат, или в дураках навсегда. Был бы автобус - можно учиться в обычной школе, в районе, а жить тут, дома. И в нашей школе можно много чего сделать. Сейчас еще ничего, а до Вадима Валентиновича учителя нас только дебилами и дураками звали. Чуть что, уши крутят или в угол, у вас, мол, мякина в голове, слов не понимаете. Ничему не учили, один крик. Когда Вадим Валентинович приехал, по другому стало. Интересно, и вообще.

- Поздравляю.

- Чего поздравлять? Я в четвертом классе, мне к лету на комиссию. У совхоза денег нет нас в школу возить. Если резерв не сыщем, так и будем дураками. Или в интернат. Вы знаете, из интерната никто назад не возвращается. Отвыкают, не хотят.