В ожидании Красной Армии - Страница 14

Я потрогал пальцем стену. Конечно, дом был началом. Осталось с войны кое-что - фундамент, стены, печь, и первый дом подняли миром, выгадывая каждый камень, каждый гвоздь.

А теперь живет в этом доме доктор Денисов, которому светят во тьме подземелья несчетные сокровища. А до него жил другой доктор, который просто исчез. Приходил ли к нему другой малец и тоже поведал секрет о кладах, а потом уехал в интернат, и не пишет, не едет назад?

Жил я тихо, скромно, свыкаясь с деревней, и вдруг перевели меня в душеприказчики. Зачем? Я вспоминал, перебирая дни, стараясь извлечь из пачки замусоленных трешек, давно упраздненных за ненадобностью, мятый, но годный доллар.

Ретроанализ. На семнадцатом ходу белые упустили возможность форсировать ничью, о чем к девяносто седьмому крепко пожалели.

Что свело вместе меня, учителя, Филиппа? Судьба? Скученность? Чушь все это. Находка медальона. "... алко... гре.."

У Паганеля был лорд Гленорван, "Дункан", земной шар и вся жизнь. У меня - я сам, домик, и несколько часов. В лучшем случае - до рассвета. Да нет, вряд ли.

Ах, как бы пригодился рояль в кустах. Впрочем, был он, рояль. план подземелья с крестиком. Мышеловка.

Обломив ветку, я стал прочесывать двор. Лозоходцы, инородцы и прочие мигранты обязаны еженедельно отмечаться у сотника, приводя доказательства своей непротивоправной деятельности, заверенные двумя представителями титульной нации.

Я ходил и слушал свое нутро, слушал и ходил, от дома до калитки, шаг в сторону, назад, по огороду, к летнему умывальнику. Раз дрогнуло что-то в душе, и я быстро-быстро сменил прутик на лопату. Почти угадал. Старая выгребная яма. Биолокация!

Я сел на скамеечку у порога. Солнце миновало низкий полдень и спешило на вечер. Самое время пустить слезу: прощай, милое, не свидеться нам более.

Приедет, глядишь, новый доктор, порадуется на домик, вскопанный огород, почти нетронутый запас угля, крупного кузбасского антрацита. Или не приедет, а через пару тысяч лет откроют геологи новое месторождение, организуют перспективный "нашугольинвест" и начнут разрабатывать карман тогдашнего простака.

Я взял лопату и поспешил к угольной куче. Через полчаса стало ясно - объем будущего месторождения я переоценил. Уголь был навален поверх земляного бугра. Оказалось - погреб. Второй во дворе. Мне и в одном-то хранить нечего. Видно, во время безврачебности завезли уголь и ссыпали на погреб вон, как много получилось, а сэкономленное приватизировали. Хозяина не было, а за чужое добро душа у кого болеть станет?

Дверь в погреб оказалась прочной. Я с трудом освободил створки. Вниз вели каменные ступени. Хороший погреб, отличный. я в погребах разбираюсь. Прямо специалист по погребам, ледникам, подвалам и прочим местам хранения съестных припасов.

Пришлось вернуться в дом за лампой. У входа я зажег ее, открутил фитиль до предела, гуляю, братцы. Угольная пыль осела, немало и на меня. Вылитый Алладин-баба.

Спуск вышел недолгим. Вторая дверь, тоже крепкая, вросла в землю. Хорошо, лопата близко.

Свежий ветер затекал вниз неохотно, лампа коптила. Наконец, дверь свободна. я распахнул ее и вернулся наверх. Пусть проветрится. А вдруг там тайная станция метро? Поди, сыщи пятак.

Пора.

Подняв лампу, я шагнул в дверной проем. Ни метро, ни сундуков со златом, ни даже останков моего предшественника.

Погреб был пуст. Просторный, добротный, но пустой совершенно.

Стены и свод - известняк, пол земляной, неровный. Пахло пенициллином.

Я поднес лампу к стене.

Плесень, скудная голодная плесень проросла в камень. Опять всюду жизнь. Всюду, за исключением дальнего угла. Не хватило у плесени сил. Или кто-то обдал камень кипятком, ошпарил раз и навсегда. И на полу - след бочки мертвой воды.

Я рьяно начал копать. Не найду, так согреюсь.

Нехотя, неуступчиво подавалась земля. Пот выступил на спине, но стало зябче, холоднее, и когда лопата, задев что-то, заскрежетала, я почувствовал не радость, а облегчение.

Но прошло полчаса, пока находка показалась целиком.

Прошло и облегчение. Черт знает что. Больше всего это походило на куколку, но размером с трехлитровый бидончик. А вес, вес - пуда три. Интересная бабочка из нее выползет.

Остаткибрезента, в которой это было завернуто, расползся под руками.

Я попробовал поднять находку. Если это золото - по триста долларов за унцию, выходит... выходит... огромадные деньги выходит. Да.

Я переложил куколку в угольное ведерко и понес, ежесекундно ожидая, что отвалятся ушки ведра или проломится донце.

Никто не захлопывал двери погреба, никто не стоял на пути.

Вечерело.

Я вернулся, прикрыл дверь погреба. Ну, все видели?

На пороге дома я орлом, не щурясь, посмотрел на солнце. На его краешек, который постепенно засасывало за горизонт.

Трясина.

Кухня в эти розовые минуты так и просилась на рекламный календарь. Я растопил плиту. Огонь загудел не сразу, тяга неважная, к ненастью; потом положил находку на стол, обтер тряпкой. Ни ржавчинки. Черное яичко черной пасхи. Несколько дырочек, одни забиты землей, другие нет. Ножом я поскреб немного поверхность, но быстро прекратил. Не золото, ясно. То мягкое. Я вернул находку в ведро, прикрыл крышкой, и отнес в крохотную, без окон, кладовочку. Пусть постоит. Затем задернул занавески на окнах, сел спиной к плите и начал ждать в своем выгороженном мирке. Так уж получилось выгороженном.

Год, другой - и я бы начал прорастать деревней, похоже, и сейчас ниточки завязались, едва заметные, эфемерные.

Вьюшка осталась открытой - мне требовалась свежесть. Иначе усну. Ту ночь не спал толком, и эта вряд ли обрадует.