В ожидании Красной Армии - Страница 15

Крепкий чай, всего чашечка, или волнение, но чувствовал я себя бодро. Бодрее, чем когда-либо ранее за время, проведенное в деревне. К утру сгорю, оставив кучку золу.

Из рукомойника в таз мерно капала вода. Капля в четыре минуты, приблизительно - я судил по пульсу, а он у меня частил. Маленький камертончик не давал расслабиться. Ре... ре... Очередь "Ми" - через неделю, когда откапает литр, и повысится уровень воды в тазу. Но ведь испарение. влажность воздуха... Задачка.

Я ждал.

* * *

- У меня приказ, и я его выполню, - "я" прорывало разговор, как перо бумагу, если трижды, четырежды обвести букву. - Крайний срок - пятнадцать ноль-ноль. Он настал. Я обязан приступить к ликвидации объекта, - военный отметал саму возможность возражений, спора, но так, словно хотел, жаждал услышать возражения.

- Приступайте, - инженер спорить не стал. Зачем.

- Ликвидация начинается с уничтожения реактивного снаряда, а это - ваше дело.

- Уничтожу, почему не уничтожить. Посредством запуска и уничтожу.

- Поспешите.

- У меня нет времени спешить.

- Сколько потребуется времени?

- Четверть часа.

- Пятнадцать минут? Хорошо, - военный расстегнул ремешок наручных часов, демонстративно положил их пред собой.

Инженер снял телефонную трубку.

- Установить цель ноль-минус.

- Есть установить цель ноль-минус, - отозвался техник. В стереотрубу было видно, как он начал карабкаться по ферме. Для вида лезет. Для этого соглядатая. Цель ноль-минус установлена загодя. Если бы привезли груз, что ж, пришлось бы ставить иные цели. Цель один или цель три. Лондон и Берлин. Вероятность попадания четыре и семнадцать процентов соответственно. Навигационный космическо-баллистический прицел,

НКБ-один. Остряки расшифровывали, как "на кого Бог пошлет". Откуда другой взять? Шесть последних лет - ползком на месте. На брюхе. На Марс, на Марс! На Марс? Выбрасывать в безвоздушное пространство народные деньги? Кто придумал? Ах, и оборонное значение? Сколько, полтонны, тонна? Да наш скоростной

бомбардировщик за неделю в сто раз больше перебросает. Идите и подумайте! Хорошенько подумайте!

- Десять минут, - военный надел часы. Правильно, сквозняк, дунет - и нет часиков.

Техник начал спускаться. Подумайте. Стакан водки на ночь, и все думы. Иначе - вздрагивать на каждый скрип коммуналки, а стук в дверь - приступ медвежей болезни. Нервы. Семен Иванович? Ах, вы об этом... Нет, с сегодняшнего дня его не будет. Отдел возглавит товарищ Гаар. И все, нет Семена Ивановича, исчез, словно и не было его никогда, не рождался, как не было и Шульца, Петренко, Скобликова - и это только из его группы. Повезло, получается, Первому, погиб, но в полете, в небе, успев увидеть Землю круглой.

- Пять минут.

Техник побежал от снаряда. Успеет. Интересно, как у Афони дела? Построил лунный снаряд, или тоже - на брюхе? Дружба фройндшафтом, а бумаги пришлось извести много. С кем иностранный специалист говорил, о чем, когда? Раз он "фон", пусть будет Афоней. Товарищи из органов веселые. Дознаются, что он двадцать лет чужую фамилию носит, смеху будет - полные штаны.

Двадцать лет, как он с буквы "Ш" на "К" перебрался. Отдал имя за похлебку. Плюс жизнь. Ведь это жизнь, верно? С ночами, когда сердце норовит выскочить из груди и убежать, и днями, набитыми тоской, беспросветностью и чечевицей. Пока можно работать - жизнь. На Марс...

- Все готово, - доложил техник.

Уйдет снаряд, последний из задела. Придется ли новыйстроить? Или кирка плюс тачка? Добровольцем. На фронт и дальше. Но сначала пусть снаряд поднимется, на высокую орбиту, на запад, против вращения Земли. Афоня инженер сметливый, сообразит....

* * *

Звук, тихий, почти неслышный, выдал себя неправильностью, фальшью. Не должно быть такого в деревенской ночи. Корове мыкнуть, собаке забрехать, даже треснуть выламываемой двери - естественно. Но этот звук, неуловимый, но лживый, отозвался во всех двадцати восьми, увы, зубах.

Кто его придумал?

Во тьме не видно было и окна. Тучи. Но ногами, пока теплыми, я почувствовал течение воздуха. Скользнула мимо Снегурочка.

Я не шевелился. Колун лежал на коленях тяжело, мертво.

Звук не повторялся. Или я не слышал его за стуком собственного сердца.

Крик показался белым, ослепительным - уши делились с глазами. Как не короток он был, я успел вскочить, взять наизготовку топор и вспотеть морозным потом.

На смену крику пришло негромкое рычание и влажный, скользкий хруст. Все за окном, снаружи. Я прижался к стене.

Приходите, гости дорогие.

Несколько щелчков, негромких, я потом сосчитал - шесть. Стена за моими лопатками отозвалась четырежды. Две пули попали не в стену.

Низкий нутряной вой, тяжелый бег, новые щелчки и новый крик, короткий, тонущий.

Слишком много для меня. Топор вдруг стал неудержным, я опустил его и положил на пол.

Возня за окном стихла.

Еще немного, и я стану ни на что не годным. Абсолютно.

Механически, не думая, я зажег лампу, покидал угольки в едва мерцавшую топку. Пусть будет тепло и светло.

Хотя бы мне.

В дверь постучали - деликатно, вежливо. я не успел и понадеяться, что соседи заслышали шум и пришли справиться, не нужна ли подмога. Глупая мысль. Деревенские так не стучат.

Я распахнул дверь.

- Спрашивать надо, кто там, - визитер сощурился на лампу, которую я держал перед собой.

- И так видно, - я посторонился, пропуская его. Охотник, гроза хищников.

Оконная занавеска обрюхатела, раздулась.

- Еще не ложились? - охотник откровенно разглядывал меня. А я его.

- Лег. Сплю. Вижу сны.

- Ага, ага... Что сниться?

- Не досмотрел, - я обмахнул табурет. - Присаживайтесь.